Юлия Гелашвили

25 февраля 2018г.

Сегодня я хотела бы познакомить вас с яркой и талантливой прозой Евгения Водолазкина, чье творчество стало настоящим событием в мире современной русской литературы. Свою писательскую карьеру Водолазкин начал, когда ему было уже за 30. Зато старт был стремительным. В 2010 году роман «Соловьев и Ларионов» был номинирован на премию «Большая книга». Следующий роман «Лавр» стал главным событием в русской литературе 2012 года. Сам писатель определяет жанр «Лавра» как «роман-житие». События разворачиваются в XV веке на Руси. В центре повествования оказывается жизнь травника Арсения, унаследовавшего профессию от деда. Еще в молодости на его долю выпадает тяжелое испытание – его возлюбленная Устина гибнет во время родов вместе с ребенком. Арсений считает себя виноватым в произошедшем с супругой и решает посвятить ее памяти свою жизнь. Он становится странником, исцеляющим людей. Паломником приходит в Иерусалим, где постригается в монахи и получает новое имя — Лавр. Но примечателен роман не столько событиями, сколько языком.

Водолазкин мастерски сумел воссоздать древнерусскую, среднесоветскую и «раннепостинтеллигентскую» речь. Его герой в своих монологах свободно переходит от одной эпохи русского языка к другой. Такую авторскую стилистику можно смело назвать «плетением словес». Уже следующий роман «Авиатор» был на слуху задолго до своего выхода. Неудивительно, что он моментально стал хитом продаж и номинантом нескольких литературных премий: «Русский Букер», «Большая книга», «Книга года».

Роман начинается с нехитрой завязки: главный герой, Иннокентий Платонов, просыпается в больничной палате. Он не помнит, ни кто он такой, ни как и почему попал в больницу. Вскоре он понимает, что родился в 1900 году, жил в Петербурге. Вот только как такое возможно и что за болезнь с ним приключилась, если сейчас на дворе 1999 год?

Формально роман можно назвать фантастическим. Хотя не меньше он относится и к историческому жанру. Автор бережно и внимательно выписывает мельчайшие признаки времени: кинематограф, первые электрические трамваи, виды Петербурга начала XX века, да и само слово «авиатор» пропитано романтикой прошлого. Но авиатор — это не профессия, это символ. Образ человека, который смотрит на происходящее с высоты птичьего полета: «Думал о природе исторических бедствий — революций там, войн и прочего. Главный их ужас не в стрельбе. И даже не в голоде. Он в том, что освобождаются самые низменные человеческие страсти».